Узоры Хара. Часть 1

Осенний лес радовал глаз пёстрыми красками. Редко где ещё ты можешь насладиться столь ярким пейзажем, — чем в смешанном лесу, где рядом с хмурыми елями пестрили клёны и рябиновые кусты. Дорога была хорошо утоптана и лошадь легко ступала по опавшей листве. Отряд шёл не спеша. Мы отступали к северным границам раздела.

Я поднял стремена, почувствовав лёгкий холодок на затылке. Лошадь остановилась и слегка удивлённо повела мордой в сторону, как будто устало спрашивала: «Что там ещё?». Много раз интуиция выручала меня, и я привык доверять внутреннему чутью, но сейчас случилось что-то особенное. Чувство близкой опасности, — я зафиксировал в сознании страх, оставшийся от моей прежней жизни и задушил его, не позволяя ему взять верх. Идущие следом не останавливались и так же, не спеша, продолжали путь через осенний лес, обгоняя и проходя мимо.

— Ты тут собираешься вечность простоять? — окликнул меня замыкающий колонну угрюмый здоровяк. Он перекинул тяжёлый двуручный меч с одного плеча на другое, и хмыкнув пошёл дальше. — Да и чёрт с тобой.

Всадники постепенно отдалились и моё внимание переключилось на слух. Мир стал немного более тусклым, — зрение заметно ослабло, освобождая силы для обострения слуха. Я напрягся и постепенно стал разделять звуки леса на составные части. Все издают звуки, и сейчас лес был полон жизни. Слишком много событий происходило вокруг. Животные всегда старались скрыться при появлении людей, но сейчас, когда люди ушли достаточно далеко, они постепенно возвращались к привычным занятиям.

Мне было не впервой отслеживать человека в лесу, а этот индивид совершенно не умел прятаться.

— Есть, — заглушив своё дыханье я чётко различил звук который мог издать только человек, изо всех силы пытающийся не чихнуть.

Я широко улыбнулся уловив то что искал, определить направление и расстояние не составляло большого труда. В тридцати метрах от дороги лежало полусгнившее дерево, — он свернул с тропы и спрятался за ним, чтобы избежать встречи с нами. Я спешился и медленно стал двигаться в сторону укрытия незнакомца. Теперь уже стало совершенно очевидно, что он не мог представлять для меня никакой угрозы. Отсюда я отчётливо различал его дыхание, в котором чувствовалась усталость и страх.

— Выходи, убивать не стану, обещаю, — я подошёл почти в плотную к поваленному стволу.

Куст дрогнул и из-за дерева показалась испачканная и до смерти перепуганная мордашка с тонкими и даже аристократическими чертами лица. В незнакомце, не смотря на явно бедственное положение, легко можно было различить образованного человека. И без того широкие глаза от страха казались ещё больше, они изучали меня оценивая степень опасности, и оценка была явно не в пользу решения покинуть хоть какое-то убежище.

— Да вылезай ты оттуда, будь ты проклят! Обещаю, что отведу тебя до города, не в моих правилах убивать детей, — теперь я был уверен, что такие глаза могли принадлежать только подростку.

— Или ты что то натвори

Я не смог закончить фразу, так как незнакомец выглянул полностью, поняв, что дерево меня не остановит. От удивления я отступил на пол шага назад, и тому были причины. Короткий топик, с очевидно модным лейблом, облегал вполне взрослую и очень соблазнительно выпирающую грудь, оставляя открытым животик и пупок. Поверх топика была одета джинсовая жилетка, отнюдь не лишняя, если учесть, что лифчик девушка не носила, аобтягивающие попку, и слегка расклешённые к низу джинсы, довершали образ типичного, хотя и изрядно помятого и перепачканного, . . .

тинэйджера. Я не верил своим глазам, именно глазам, так как моё обоняние нельзя было обмануть.

— Я вас не понимаю, — незнакомка произнесла всего три слова.

— Ты говоришь на русском? — вопрос прозвучал достаточно глупо и я сразу это понял, но подсознание категорически отказывалось верить услышанному.

— Да! О господи, вы тоже! Где мы? Какое это место? Европа? Я не понимаю, как, — девушка чуть не подпрыгнула от радости и теперь испуганно лепетала вопросы, на которые много лет назад я точно так же пытался найти ответ.

— Нет не в Европе. Европы здесь нет, и Москвы тоже, или ты с Питера? Хотя, — это уже не имеет значения.

— Мамочка моя, значит я умерла, — она была растерянна и подавлена.

— Нет ты не умерла, но проблемы с тобой будут, и судя по тому, что я вижу, — большие проблемы. Здесь таких как ты их просто не бывает, понимаешь? — не дожидаясь ответа я предложил ей свой плащ, оставшись в кожаной куртке, — накинь, согрейся, а то выглядишь не очень, если честно.

— Спасибо. Меня, кстати, зовут Ксюша, — девушка просияла и потом слегка наигранно отвела глаза в сторону.

— Пойдёшь со мной Ксюша, — я нарочно сделал паузу, — Как можно меньше и тише говори, я скажу, что у тебя с головой не все хорошо и поэтому ты молчишь. Пока ты со мной — бояться тебе нечего. Только к женщинам в отряде близко не подходи, если они что-то заподозрят — беда будет.

Ксюша поднялась и отряхнула, как могла, грязь с джинсов. У неё была очень привлекательная фигурка, девушка была невысокая, и поэтому, по началу я принял её за ребёнка, но формы груди и бёдер полностью развеивали это ошибочное впечатление. Выглядела она на шестнадцать, но зная, что ни один хирург не согласился бы оперировать несовершеннолетнего пациента, я прекрасно понимал, что ей должно было быть не менее восемнадцати.

— Хорошо, — она отвлекала меня от размышлений о её возрасте, и слегка укутавшись в плащ, молча пошла за мной.

Мы вышли обратно на дорогу и сев в седло, я подал ей руку и легко затащил на лошадь, посадив перед собой. Несколько минут мы ехали молча.

— Уже заметно стало, да? — Ксюша нарушила молчание задав вопрос почти шёпотом.

— Нет, не заметно, видимо гормоны ещё действуют. Как долго ты здесь?

— Третий день, но как ты догадался? — она никак не унималась.

— По звукам и запахам. В своё время сама поймёшь, — я тоже говорил тихо, так как впереди уже показались замыкающие отряд всадники.

Дав понять, что теперь ей придётся замолчать, я начал обгонять всадников одного за другим, чтобы занять прежнее место в колонне. Мы примкнули к движущимся наёмникам практически не заметно. Мало кого интересовало моё отсутствие.

В разные времена численность отряда менялась от нескольких сотен до полутора тысяч. Кто-то приходил, кто-то уходил, а кто-то оставался лежать со вспоротым животом или стрелой в горле. Здесь каждый был сам за себя, а власть сконцентрированная в руках нескольких умелых командиров поддерживалась, в основном, их авторитетом и справедливыми условиями при дележе. Мы сражались на стороне светлых разделов, и пленники обычно были из темных, реже, — цветных земель.

В отряде было достаточно много женщин, многие из них были заклеймены как личная собственность, другие оставались по собственному желанию, а некоторые . . .

становились собственностью отряда. Эти рабыни обладали наименьшими привилегиями. Днём девушки обычно занимались хозяйственными делами. Ночью их тела продавались солдатам, а вырученные деньги шли в общую казну. Любой, за умеренную плату, мог взять себе понравившуюся наложницу, и провести с ней ночь, или час, если было жалко денег. Найти женщину в городе было не сложно, бордели процветали, но наёмников редко пускали за городские стены с оружием, а без него они не справляли даже малую нужду. Потому проще было иметь собственных. Тех девушек, которые становились менее популярны среди солдат, обычно продавали. Стоит отметить, что их покупателями чаще всего становились менее богатые бойцы отряда, предпочитающие подкопить небольшую сумму, и купить себе постоянную, пусть и менее привлекательную, рабыню,

Особенно рьяные и преданные рабыни становились надсмотрщицами и следили за порядком в рядах младших рабынь, а так же обучали их. Надсмотрщицы обладали

большими привилегиями, и носили золотые браслеты. После последнего поражения, когда враг был с большими потерями отброшен от лагеря, в живых осталось только две девушки с такими браслетами. Мы потеряли половину воинов и несколько десятков рабынь бежали или были убиты.

Как я и рассчитывал, никто не удивился, тому, откуда на моем седле появилась женщина. Брать с собой трофеи мог каждый, а откуда и как — мало кого интересовало. К тому же Ксюша внешне очень походила на женщин тёмных разделов. Шёл уже третий день пути, и за это время я ни разу не разговаривал с Ксюшей, лишь несколько раз демонстративно отвесив ей пару шлепков по заднице, когда приносил поесть. Без этих, почти ритуальных, «знаков внимания» мы, безусловно, вызвали бы массу подозрений.

Неприятности случились, когда девушка, подавленная произошедшим с ней, не выдержала и чуть не выдала себя.

Редко присоединяясь к шумным компаниям, легко исчезаешь из вида. В отряде я слыл молчуном и изгоем. Молодые побаивались, так как ходили слухи, что я пережил всех своих напарников и друзей, а более опытные наёмники, — избегали, так как я предпочитал решать спорные вопросы в поединках.

Пришлось приобрести палатку, чтобы спать вдвоём. В первую ночь Ксюша забилась в угол, и лишь иногда кивала головой, если я что-то спрашивал у неё. На второй вечер, когда я поставил палатку она не зашла внутрь и сидела у входа глядя на звезды. Мне пришлось силой затащить её. Мы до сих пор общались на русском, хотя я и начал учить её Хару.

— Всё другое. Всё чужое. Всё. Даже небо, — она заплакала уткнувшись лицом себе в колени. — не могу, не могуууу, — слова срывались на взрыд и девушка глубоко вздрагивала, вбирая в себя воздух. Смотреть как она плачет было больно, я понимал, что она чувствует, но сейчас истерика могла погубить нас обоих.

— Успокойся, — я взял её за шиворот и притянув к себе обхватил сзади и заткнул ладонью рот в тот момент, когда она уже перешла на крик. — Если кто-нибудь услышит тебя, то лишние вопросы могут сильно испортить мне жизнь, ­ — я крепче зажал её и встряхнул. — В отряде все уверены, что ты моя любовница, раз я тебя не заклеймил, так что веди себя тихо, если хочешь жить.

Ксюша успокоилась и теперь только всхлипывала и скулила с зажатым ртом.

— Сейчас нужно добраться до города, дорога не спокойная, и в одиночку лучше не рисковать. Через неделю мы будем в Сколе, там я оставлю . . .

отряд и мы подумаем, что делать дальше. Хорошо? — она как могла кивнула и я медленно убрал ладонь от её губ.

— Любовница. — она смаковала это слово, — Я бы не отказалась, — даже не глядя на её лицо, я чувствовал, как она закрыла глаза.

— Я натурал, — мне пришлось убрать руки с её талии.

— Да знаю но я лучше их, — она повернулась ко мне посмотрела на меня своими широко раскрытыми глазами. Сказать, что она была привлекательна, значит промолчать. Её потрясающие глаза слегка блестели от ещё не высохших слез. В приглушённом свете фигура казалась особенно чувственной, а неровное дыхание и слегка приоткрытые губки, всколыхнули бы даже самое стойкое сердце.

— Ты парень, ты просто выглядишь как девушка, хотя очень привлекательная девушка, но ты парень! — я сам чуть не перешёл на крик и осёкся. «Девушка», грустно отвернувшись, отползла в дальний угол палатки, и прислонившись к дереву обхватила колени руками.

— Я девушка, — она говорила твёрдо и с лёгкой обидой, — просто родилась такой.

— Слушай, я тебя не осуждаю, но извини у тебя там член между ног. Здесь спокойно относятся к мужеложству, это норма, но я, видимо, не обладаю такой фантазией. Извини.

Накрывшись с головой плащом я постарался выкинуть из головы эти широко раскрытые глаза и уснуть. Через несколько минут Ксюша легка рядом и тихо засопела, а потом сон одолел и мня.

Просыпаться не хотелось, но реальность постепенно проникала в мой сон и разрушала блаженство. Я медленно открыл газа и обнаружил, что пока я спал эта нахалка расстегнула мои штаны и теперь, глубоко взяв мой член в рот, ритмично двигала головой, слегка помогая одной рукой у основания. В тот момент когда я открыл глаза, она заглотила член полностью и сжимая его горлом сильнее стала работать рукой. Я не выдержал кончил. Сперма ударила сильной струёй ей в горло. От неожиданности Ксюша поперхнулась, но лишь на мгновение и сразу же сглотнула всё, что смогла, а последние капли стекли по моему члену на её зажатый кулачок. Заметив, что я проснулся, она быстро отпустила мой член, и укрывшись в углу подаренным мной плащом, сидела и довольно улыбаясь, облизывала сперму с пальцев.

— Ты вкусный, — Ксюша гордилась тем, что сделала, но за это схлопотала крепкую оплеуху, как только я одел штаны. За весь следующий день я не сказал ей ни слова. Разговор случился только ночью.